Рано вставать я не могла. Никак. Пришлось пойти по второму пути. Либо я старалась сама отдохнуть и переключиться в течение дня (в идеале — уходила куда-нибудь одна, что удавалось редко). Либо планировала на вечер какие-то мероприятия, сдерживающие нюськину капризность, например, звала кого-нибудь в гости, при людях она стеснялась буянить. Был еще один вариант — мультики, в момент «закипания» это ее как-то отвлекало от истерик.
Когда я расслабилась по этому поводу, стало значительно легче. Выяснилось, что иногда Нюська может сама определить, что устала, и попроситься в кровать. Оказалось, если чуть внимательней следить за ней, можно подловить момент, когда она еще не зевает, но уже умаялась и соглашается полежать, почитать книжки, послушать придуманные мною сказки или просто помечтать. Такая небольшая передышка в течение дня все-таки облегчала вечер. Со временем Нюська стала раньше укладываться вечером, а судя по тому, сколько спала ночью, она вполне добирала недостаток дневного сна. Интересно, что чем раньше она ложилась, тем позже потом просыпалась, и наоборот, уложив ее к полуночи, я могла услышать бодрое: «Ма–а–ам!» часов в семь–восемь.
Вот только меня никто не укладывал в кровать, когда я засиживалась ночью за книжками, блаженствуя в долгожданной тишине..
Материнство или карьера?
Меня трясло. Я вернулась домой после встречи с беременной одноклассницей:
— Она хочет работать до родов и выйти на работу через два месяца после! Она вообще не хочет кормить, потому что не видит в этом смысла: на два-то месяца! И еще она считает, что ребенок до двух с половиной лет не понимает, кто его мама! — закричала я с порога. Муж предложил лечь спать.
На следующий день я повторила свою филиппику на площадке:
— Девочки, объясните, что это? У меня подруга в Израиле должна выходить из декрета не позже детских трех месяцев, так она места себе не находит! Но ей по–другому нельзя, там безработица и, вообще, на одну зарплату семье прожить почти невозможно… А у нас-то оплачиваемый отпуск до полутора лет! При желании можно вообще до трех сидеть — и никто не имеет права тебя уволить! Так нет же, эти бизнеследи, как ненормальные, рвутся на работу чуть ли не из роддома! Мир сошел с ума!
— Да ладно, не кипятись ты так. Это ж не от тебя уходят, а от чужого ребенка. Тебе-то что?
— Ну, Юльк, успокоила!
— Между прочим, у этих «ненормальных», как ты говоришь, есть такая ценность как карьера. Кому она будет нужна, эта мама, через три года, когда у нее все деловые навыки окажутся там же, где использованные памперсы? Ей все с нуля придется начинать. И не говори мне, что она будет бесконечно благодарна ребенку за эту возможность.
Я так и думала, что Юлька будет защищать работающих матерей.
— Слушай, ну, может, ей деньги нужны? — вступилась Малина.
— Ага. Нужны. Очень. На «Дольче&Габбану» и трехкомнатную квартиру в центре, — огрызнулась я. Все-таки привитая в пионерском детстве завистливая злость на тех, кто много зарабатывает, как выяснилось, за пятнадцать лет не выветрилась.
— А ты не думала, что некоторые любят свою работу? Им, вообще-то, она интересна. — Наташка явно имела в виду совершенно определенных «некоторых». А я и забыла в пылу праведного гнева, что она давно уже ходит читать свои лекции. Стало жутко неловко. Тоже мне, гегемон нашелся…
— Наташк, ну, скажи мне, ведь маленькому ребенку нужна мама, правда же? — Совсем сдаваться все-таки не хотелось.
— Нужна, нужна. Только вменяемая, понимаешь? А не озверевшая от сидения в четырех стенах. Конечно, у младенца должно сформироваться базовое доверие к миру, и в основном данный процесс проходит за первые шесть месяцев. Хотя Эриксон пишет, что это задача всего первого года жизни. Мама или человек, ее заменяющий, который отзывается на все потребности новорожденного, — залог решения этой задачи. Наверное, не очень хорошо, чтобы с малышом сидели то няня, то мама, все-таки первые полгода у ребенка должен быть один основной значимый взрослый. Папа тоже важен, но мама — незаменима. Тем не менее, постарайся представить: жила–была успешная женщина, которая привыкла к определенному образу жизни и очень интенсивному ритму. И вдруг она оказывается в таком тягучем домашнем киселе материнства. У нее нет шести дел одновременно, нет подчиненных, которым можно делегировать еще десять, в течение дня почти ничего не происходит. Спи–корми–отдыхай, ходи себе с колясочкой, круги наматывай. Она и двух месяцев не вытерпит, взвоет.
— Наташк, я понимаю и тоже устала от дома. Но это же не повод уходить от ребенка на целый день, с раннего утра до ночи! — я продолжала защищать еще не родившегося младенца от ожидавшей его тяжелой жизни. Почти одновременно со мной заговорила Юлька:
— Между прочим, не всем бывает интересно с детьми. Но кто же признается: «Я мать–кукушка, не хочу с ребенком общаться, пусть другие его растят». Поэтому и начинается поиск отговорок: у меня такое дело, которое не может ждать, мне необходима непрерывность стажа, меня некем заменить на работе, без моих денег мы не протянем… Хотя проезд, еда, одежда и няня зачастую съедают почти всю зарплату…
— Ох, девочки, а я бы с таким удовольствием вышла на работу! Вот Антонину в сад определю и точно пойду работать. Я рада, что у меня двое детей подряд появились, теперь уже не буду отвлекаться на декреты, — поделилась Малина.
— А я без отрыва от производства Лерыча родила. «Производство» — то собственное. Тяжеловато, конечно, тут уж ни отгул не возьмешь, ни больничный, зато можно многое дома успеть, график свободный опять же…
— Ох, от этого материнства тоже ни отгул не возьмешь, ни больничный… Мама — понятие круглосуточное, без выходных и перерывов на обед, — Малина во всем слышала свое и говорила о наболевшем.
— Мне было бы тяжело с такой нестабильностью, — отвечала Наташка Юльке, игнорируя предыдущую реплику. — Фрилансером быть не смогла бы. Так что еще беременная обсудила на работе, когда выйду, и договорилась на постепенное увеличение рабочего дня. У меня фултайм к юрашиным двум — двум с половиной получится. А сейчас не больше четырех часов, в соответствии с трудовым законодательством. Правда, работа еще такая, что я могу себе это позволить...
— Да ну, работа такая! Кто хочет сидеть с ребенком, находит и дело соответствующее. — Юлька агитировала не ждать милостей от природы и взять их самой. — У меня приятельница одна стала консультантом по грудному вскармливанию и на курсах для беременных фитнес ведет три раза в неделю. От дочки передыхает, на булавки получает, а большего ей и не надо. А другая свой бизнес открыла: занялась пошивом то ли «кормительных» шмоток, то ли слингов каких-то навороченных, мечтает запустить линию одежды для мам и детей, чтоб в одном ансамбле можно было с ребенком выступать. Вроде, раскручивается бизнес. Третья сайт кулинарный сделала, обновляет ежедневно, вся в рецептах закопалась. Так что не надо отговариваться условиями — каждый может изменить их под себя. Вон у нас сейчас Маруся в журналистки из логопедов переквалифицируется — будет тебе еще пример.
К тому времени я взяла еще несколько интервью для родительских изданий.
Хм, а действительно, интересно выходит. Некоторых мамаш родительство настолько «вштыривает», что становится новой профессией, — я только сейчас об этом подумала и поделилась мыслью с девчонками.
— Ага, некоторые потом вообще ни о чем говорить не могут, только об этом. Прямо как мы с вами, — подтвердила Юлька. — Кстати, я бы некоторых баб пинком на работу выгоняла, а то у них матернит начинается.
— Чего? — Малина быстрее всех среагировала на незнакомый термин.
— Ну, знаешь, бывает пульпит, ларингит, аппендицит. А у некоторых женщин матернит — воспаленное материнство.
— Где-то я про это читала, — заметила Наташка.
— Ты читала, а я наблюдаю сплошь и рядом. «Все для ребенка, мне для себя ничего не надо. Какой кошмар, современные женщины забыли о своем основном предназначении!» — и ничего хорошего в итоге. Муж заброшен, дите чахнет от чрезмерной заботы, а мамаша все квохчет: «Ах, как жаль, что декрет не до школы!» Да была б ее воля, он до деточкиной свадьбы продолжался бы. И плавно переходил в отпуск по уходу за внуками.